Сноска:
#1# Крестьяне, как правило, и женились, и в гроб ложились в одном и том же, тщательно сберегаемом костюме — да и за модой особо не следили, предпочитая больше налегать на добротность и практичность пошитых или же купленных вещей. И у рабочих была та же самая картина: парадно-выходной костюм шился (теми, кто умудрялся скопить на это дело денег) раз в жизни, и использовался исключительно по торжественным случаям.
Налаживать отношения со старостами окрестных сел и деревенек хозяин Агренево начал с того, что спокойно, можно даже сказать — равнодушно, перечислил все прегрешения крестьянских общин по отношению к его ново-старому владению. Ничего не пропустил — и незаконный покос, и пахоту, и вырубку леса, даже охоту на своих землях не забыл упомянуть. Отдельно и особо он отметил крупные успехи отдельных представителей крестьянского сословия в деле утилизации старой усадьбы (тетушка, когда говорила про оставшиеся стены и крыльцо, немного ошиблась — на данный момент в наличии было три ступеньки и остаток северной стены). К концу своей речи Александр заметил, что взаимопонимание налаживается — его собеседники сидели, боясь лишний раз пошевелится, а в глазах у них поселилась тревога (тем более, что они с самого начала не ждали ничего для себя хорошего от вызова в Ивантеевку на знакомство с помещиком Агреневым, по совместительству являющимся как соседом Татьяны Львовны Лыковой, так и ее племянником)) и тоска. Тревога — потому что князь был в своем праве, и любое разбирательство это бы подтвердило, да и боялись общины любых судебных дел как огня. А тут и вовсе — кругом виноваты.
"Надеюсь, я не переборщил с претензиями, а то дедок напротив явно подумывает о самоубийстве. Желательно моем…"
Вообще-то, поначалу Александр хотел провести свою встречу с лучшими и достойнейшими представителями (должность старосты ведь вроде выборная?) местного крестьянства несколько по-другому. Собрать, угостить немного, и объявить о крутых изменениях в аграрной политике — в пределах своего имения, конечно. Хорошо хоть хватило ума перед этим посоветоваться с тетушкой — она-то и объяснила ему, какой он дурак. (ну, не такими словами, конечно, но в общем и целом это подразумевалось". По словам Татьяны Львовны, перед тем как общаться с тружениками села, ее племянник должен был крепко-накрепко затвердить и усвоить две вещи. Первая из них — крестьянин в Российской империи (как, впрочем, и в других странах) по натуре своей хозяин-единоличник, обладатель пусть малого, крошечного — но своего кусочка земли. В чем-то прижимистый, в чем-то щедрый, но абсолютно всегда — расчетливый и рачительный, никогда не упускающий случая прибрать что-либо на пользу своему хозяйству. Лес, кстати, потому и рубили — знали, что хозяина у него нет и спросить с них некому. Кто ж упустит такую возможность — избу там подновить, сарайку построить новую, загон расширить? Иные просто не выживали, уходя из общины на заработки или умирая от голода (а зачастую совмещая два этих занятия). Расчетливость и хозяйственность эта выражалась во всем — любой крестьянин не терпел уравниловки и при любой возможности работал отдельно от остальных, на себя. К примеру, любая артельная или же общинная работа на земле начиналась с выяснения (с обязательным сопутствующим криком) того, кто какой участок будет обрабатывать. Затем эти участки нарезались — без всяких там измерительных инструментов, но с завидной точностью. И только потом все начинали трудиться. Подобным образом поступали и во всех остальных случаях, и исключений из этого правила-традиции почти не было. Попробуй тут сказать, что каждый желающий может взять в аренду земли столько, сколько захочет (вернее потянет ее обработку) — в общинах такая свара начнется, мама не горюй! Смертоубийства может и не будет, а вот количество зубов на душу местного населения уменьшится точно. Земля-то неистощенная, значит, и урожай будет немаленьким. А хороший урожай — это сытые жена и дети, отсутствие недоимок, крепкое хозяйство, стабильное будущее… одним словом, спокойная жизнь с уверенностью в завтрашнем дне. Да и работать только на себя, без обязательных переделов общинной земли — тоже многого стоит.
— Вашсиясь, может того, миром как-то уладим?
Самый смелый или опытный из старост поглядел на своих товарищей по общему несчастью и рискнул выдвинуть одно для всех предложение.
— Оно конечно, виноваты… так мы отработаем, кто чем. А?
— Миром, говорите? Что же, можно и миром, я не против.
Вторую вещь, которую ему объяснила тетя, это отношение крестьян к помещикам. Для них все титулованные и не очень землевладельцы делились на две неравные категории: одни сидели и хозяйствовали на своей земле и нередкие волнения как-то обходили их стороной, потому как — хозяева! Помещица Лыкова, к примеру, была уважаема не только своими соседками и соседями, но и крестьянским людом. И пользовалась у них немалым авторитетом, потому что — хозяйствует с толком и очень успешно. А во вторую и очень нелюбимую половину попадали те, у кого земля зарастала сорняками или сдавалась в аренду по высоким (если не сказать больше) ценам. Относились к таким помещикам как к собакам на сене — и сама не ест, и другим не дает… и любили-уважали соответственно. Так что, если Александр хотел, чтобы к его словам прислушивались и не считали его за пустое место — хочешь не хочешь, а приходилось сразу проявлять себя рачительным хозяином. Таким, который и своего не упустит, и на чужое с интересом посмотрит… если повод дадут.